контаэ
Молчит снова тред.
Это значит.. Лежурка,
С возвращением.
Спят усталые аноны,
Катус спит.
Такасуги в вечной коме
Аж храпит.
Даже Шоё спать ложиться,
Чтобы нам во сне явиться...
Глазки открывай и тикай!если сможешь
На диване Гинтоки лежал
Весь такой кудрявенький лежал
Люли люли лежал
Люли люли лежал
Некому ему парфе купити
Некому кудрявому купити
Люли люли купити
Люли люли купити
Джампа тоже у Гин-сана нету
Акамару Джампа даже нету
Люли люли а нету
Люли люли а нету
Вот вы не знали, а "Парайсо" переводится как "рай".
на мотив "Наверно, это мой Рай"Наверно, это мой рай, слэшить замкома с садистом, и форму черного цвета срывать зубами за край, Скажи "еще!", не молчи, и снова садо-гинхиджи я нарисую в додзинси, пуская слюни в ночи,
И хорошо, что там не знают про наш ламповый тред, и что наш ржач несется влажным мечтам артера вслед, но они счастливы, дрочат себе, не ведая, что их никогда больше развидеть не сможем мы тут ~
Гин-сити драбблВ Срачном Салуне было тихо и накурено, пахло пирожками. Все отходили от многодневного кутежа и, если бы Сявтая Инквизиця вовремя не изгнала дух дикого племени Выдроежей, кутёж не прекращался бы.
Длодлопио лениво протирал стаканы и даже ньюфагов не трогал: в последнее время их развелось так много, что он просто не справлялся. Да и дерзкие все, на таких рука не поднималась, где-то в самом отдалённом уголке души он искренне гордился ими. Но иногда всё-таки припугивал - так, для профилактики.
Ньюфаги, к слову, оказались чересчур восприимчивы к пейотам: некоторых до сих пор ещё потряхивало, а отдельные особи пытались найти какую-то мифическую Логику. И это после двух затяжек.
Длодлопио хмуро осмотрел сопящих в пакеты анонов и решил, что работа может подождать.
Срачный Салун спал.
Кузнечная АУХиджиката проснулся очень рано: солнце только-только показалось из-за горизонта, было абсолютно тихо, даже соседский петух Нобу ещё спал.
Он осторожно ощупал половицы вокруг лавки: паршивец Сого очень любил случайно проливать дёгодь именно возле его спального места. Убедившись, что пол чист, Хиджиката со спокойным сердцем встал, сделал шаг, другой, а потом пол с потолком поменялись местами. В утреннем безмолвии было хорошо слышно, как кто-то давится смехом.
"Сдохни, Хиджиката",- подумал Сого.
"Не дождёшься", - подумал Хиджиката.
"Мальчики, не надо ругаться", - подумал Кондо.
День обещал быть тяжёлым.
***
- Кузнец, а, кузнец, приходи на сеновал!
- Отчего ж не прийти, приду.
- А он с молотом придёт!
- А зачем нам молот? Нет, молот нам не нужен.
- Как "зачем"? Вы же в дружину вступать изволите.
- Кузнец, а, кузнец, приходи на сеновал!
- А как же селянки?!?
- Что я самоубийца, что ль?
- Кузнеца вызывали?
- Да, проходите, раздевайтесь.
*где-то во дворе юный дружинник Горазаки наигрывает на гуслях You Can Leave Your Hat On
***
Давным-давно далеко-далеко жили да не тужили три кузнеца-товарища: Хиджиката, Кондо да Сого. И до того искусными кузнецами они были, что молва о них ходила далеко за пределами родного села. Не было лошади, которую они не могли бы подковать, не было сбруи, которую они не смогли бы смастерить, не было мужика, которого бы Хиджиката от пьянства вылечить не смог своею техникой особою. И решили товарищи, что негоже им на одном месте куковать - пора мир повидать, себя показать, на других посмотреть. На том и порешили.
Двинулись, стало быть, наши молодцы в путь-дороженьку, в село Эдовичи, что ремесленниками своими славилась. Да дорога была нелёгкая: подстерегали путников разбойники да напасти страшные. Не успели кузнецы к Эдовичам подойти, как разбойники эти на них налетели.
- Эй, вы чё, кто такие, чьих будете, а? - молвил главарь их на языке непонятном.
- Эй, ты, за кадром, нормально я базарю, не гони! - крикнул он в пустоту.
- Сопляк, тебе жить надоело? - ответил ему Хиджиката на языке непонятном.
- Тошши, не выходи из образа,- шепнул на ухо тому Кондо.
- Простите, Кондо-сан, то есть, кхм, не обессудь, друже, бес попутал. А ты, - обратился Хиджиката к разбойнику,- ступай по добрую по здорову.
- Чё?!
- Штаны снял, нагнулся, говорю.
- Х-хиджиката-сан?
- Не выходи из образа.
Так, с помощью техники особой, встали разбойники вместе с главарём своим Ямазаки на путь истинный и за героями нашими пошли - ремеслу учиться да ума набираться.
про Уцуро и гаремШейх Шоё ибн Уцуро проснулся в прекрасном расположении духа: сегодня была пятница, день посещения гарема, день похоти, разврата,оргий и "у меня болит голова". Последнее случалось чаще всего, посему энтузиазму шейха,как и его либидо, не было предела.
Исполненный решимости наконец исполнить свой супружеский долг, Уцуро пошёл навещать жён.
Первой на очереди был Оборо - самая любимая жена. Шейх любил её чаще и больше всех, воспоминания о безумных бессонных ночах с ней до сих пор заставляют его сердце трепетать. Но, к сожалению, воспоминания - единственное, что от этих ночей осталось: Оборо беременный. Вот уже пару лет. И никак не родит. Показавшееся в дверном проёме пузо(Уцуро показалось или оно действительно сползло набок?) и заспанное лицо Оборо ясно дали понять, что "не сегодня". У шейха было чувство, что его где-то жёстко наебали.
Следующими были Гинтоки, Зура и Такасуги. Привычки беременеть они не имели, но обладали поистине скверным и взрывным характером - и это не метафора. Любовь к ним причиняла боль мозгу и вред имуществу. К тому же они никогда не давались по одиночке, а чтобы любить троих сразу даже его, самого Шейха Шоё ибн Уцуро, бессмертной секс-машины a.k.a Тысяча и Один Раз за Ночь, либидо не хватало. А ещё они не открывали шейху дверь. Впускали только замдежурного евнуха Хиджикату. И что-то шейху подсказывало, что не таким уж и евнухом он был.
Бансай имел специфические вкусы в музыке и слушал эту музыку громко и в наушниках, что позволяло ему делать вид, будто он ничего не слышит. Поэтому достучаться до него не получилось. Евнух Ямазаки имел свой ключ от комнаты Бансая, и от этого шейху становилось очень обидно.
Сакамото была весёлой и безотказной: всегда встречал с игривой улыбкой, много пошло шутил и многозначительно приподнимал бровь. А потом Уцуро находил себя в своих покоях с очередной сумкой на пять килограмм золота в руках, которую купил за семь киограмм золота, и с чувством глубокой неудовлетворённости своей жизнью. А где-то далеко звонко и пьяно смеялись Сакамото с дежурным евнухом Кондо.
Но этих неудач было недостаточно, чтобы сломить его дух, ведь жёны ещё не закончились.
Перебрав в уме оставшиеся варианты, Уцуро побледнел.
Камуи была вынослива, прожорлива и неуправляема. Сказочная принцесса, появившаяся неизвестно откуда, шла в комплекте с евнухом-бухгалтером, который даже не скрывал, что не евнух, и брачным контрактом, согласно которому шейх не имел права и пальцем притронуться к нему.
Что происходило в покоях Нобунобу и евнуха Сого, боялся представить даже Уцуро. Да и самого Сого шейх побаивался. А после того, как леденящие душу крики боли сменились стонами, Уцуро начал побаиваться ещё и Нобунобу.
Оставалась только жемчужина, легенда гарема - Хасегава-сан. Многие жёны не верили в её существование и считали призраком, и только шейх знал насколько этот ужас материален. Опомнившись, Уцуро попытался забаррикадироваться осликом. В эту же секунду раздался стук в дверь. Всё-таки пятница - день посещения гарема. И если шейх не идёт к жене, то жена идёт к шейху.
Рисовалка
Молчит снова тред.
Это значит.. Лежурка,
С возвращением.
Спят усталые аноны,
Катус спит.
Такасуги в вечной коме
Аж храпит.
Даже Шоё спать ложиться,
Чтобы нам во сне явиться...
Глазки открывай и тикай!
На диване Гинтоки лежал
Весь такой кудрявенький лежал
Люли люли лежал
Люли люли лежал
Некому ему парфе купити
Некому кудрявому купити
Люли люли купити
Люли люли купити
Джампа тоже у Гин-сана нету
Акамару Джампа даже нету
Люли люли а нету
Люли люли а нету
Вот вы не знали, а "Парайсо" переводится как "рай".
на мотив "Наверно, это мой Рай"Наверно, это мой рай, слэшить замкома с садистом, и форму черного цвета срывать зубами за край, Скажи "еще!", не молчи, и снова садо-гинхиджи я нарисую в додзинси, пуская слюни в ночи,
И хорошо, что там не знают про наш ламповый тред, и что наш ржач несется влажным мечтам артера вслед, но они счастливы, дрочат себе, не ведая, что их никогда больше развидеть не сможем мы тут ~
Гин-сити драбблВ Срачном Салуне было тихо и накурено, пахло пирожками. Все отходили от многодневного кутежа и, если бы Сявтая Инквизиця вовремя не изгнала дух дикого племени Выдроежей, кутёж не прекращался бы.
Длодлопио лениво протирал стаканы и даже ньюфагов не трогал: в последнее время их развелось так много, что он просто не справлялся. Да и дерзкие все, на таких рука не поднималась, где-то в самом отдалённом уголке души он искренне гордился ими. Но иногда всё-таки припугивал - так, для профилактики.
Ньюфаги, к слову, оказались чересчур восприимчивы к пейотам: некоторых до сих пор ещё потряхивало, а отдельные особи пытались найти какую-то мифическую Логику. И это после двух затяжек.
Длодлопио хмуро осмотрел сопящих в пакеты анонов и решил, что работа может подождать.
Срачный Салун спал.
Кузнечная АУХиджиката проснулся очень рано: солнце только-только показалось из-за горизонта, было абсолютно тихо, даже соседский петух Нобу ещё спал.
Он осторожно ощупал половицы вокруг лавки: паршивец Сого очень любил случайно проливать дёгодь именно возле его спального места. Убедившись, что пол чист, Хиджиката со спокойным сердцем встал, сделал шаг, другой, а потом пол с потолком поменялись местами. В утреннем безмолвии было хорошо слышно, как кто-то давится смехом.
"Сдохни, Хиджиката",- подумал Сого.
"Не дождёшься", - подумал Хиджиката.
"Мальчики, не надо ругаться", - подумал Кондо.
День обещал быть тяжёлым.
***
- Кузнец, а, кузнец, приходи на сеновал!
- Отчего ж не прийти, приду.
- А он с молотом придёт!
- А зачем нам молот? Нет, молот нам не нужен.
- Как "зачем"? Вы же в дружину вступать изволите.
- Кузнец, а, кузнец, приходи на сеновал!
- А как же селянки?!?
- Что я самоубийца, что ль?
- Кузнеца вызывали?
- Да, проходите, раздевайтесь.
*где-то во дворе юный дружинник Горазаки наигрывает на гуслях You Can Leave Your Hat On
***
Давным-давно далеко-далеко жили да не тужили три кузнеца-товарища: Хиджиката, Кондо да Сого. И до того искусными кузнецами они были, что молва о них ходила далеко за пределами родного села. Не было лошади, которую они не могли бы подковать, не было сбруи, которую они не смогли бы смастерить, не было мужика, которого бы Хиджиката от пьянства вылечить не смог своею техникой особою. И решили товарищи, что негоже им на одном месте куковать - пора мир повидать, себя показать, на других посмотреть. На том и порешили.
Двинулись, стало быть, наши молодцы в путь-дороженьку, в село Эдовичи, что ремесленниками своими славилась. Да дорога была нелёгкая: подстерегали путников разбойники да напасти страшные. Не успели кузнецы к Эдовичам подойти, как разбойники эти на них налетели.
- Эй, вы чё, кто такие, чьих будете, а? - молвил главарь их на языке непонятном.
- Эй, ты, за кадром, нормально я базарю, не гони! - крикнул он в пустоту.
- Сопляк, тебе жить надоело? - ответил ему Хиджиката на языке непонятном.
- Тошши, не выходи из образа,- шепнул на ухо тому Кондо.
- Простите, Кондо-сан, то есть, кхм, не обессудь, друже, бес попутал. А ты, - обратился Хиджиката к разбойнику,- ступай по добрую по здорову.
- Чё?!
- Штаны снял, нагнулся, говорю.
- Х-хиджиката-сан?
- Не выходи из образа.
Так, с помощью техники особой, встали разбойники вместе с главарём своим Ямазаки на путь истинный и за героями нашими пошли - ремеслу учиться да ума набираться.
про Уцуро и гаремШейх Шоё ибн Уцуро проснулся в прекрасном расположении духа: сегодня была пятница, день посещения гарема, день похоти, разврата,оргий и "у меня болит голова". Последнее случалось чаще всего, посему энтузиазму шейха,как и его либидо, не было предела.
Исполненный решимости наконец исполнить свой супружеский долг, Уцуро пошёл навещать жён.
Первой на очереди был Оборо - самая любимая жена. Шейх любил её чаще и больше всех, воспоминания о безумных бессонных ночах с ней до сих пор заставляют его сердце трепетать. Но, к сожалению, воспоминания - единственное, что от этих ночей осталось: Оборо беременный. Вот уже пару лет. И никак не родит. Показавшееся в дверном проёме пузо(Уцуро показалось или оно действительно сползло набок?) и заспанное лицо Оборо ясно дали понять, что "не сегодня". У шейха было чувство, что его где-то жёстко наебали.
Следующими были Гинтоки, Зура и Такасуги. Привычки беременеть они не имели, но обладали поистине скверным и взрывным характером - и это не метафора. Любовь к ним причиняла боль мозгу и вред имуществу. К тому же они никогда не давались по одиночке, а чтобы любить троих сразу даже его, самого Шейха Шоё ибн Уцуро, бессмертной секс-машины a.k.a Тысяча и Один Раз за Ночь, либидо не хватало. А ещё они не открывали шейху дверь. Впускали только замдежурного евнуха Хиджикату. И что-то шейху подсказывало, что не таким уж и евнухом он был.
Бансай имел специфические вкусы в музыке и слушал эту музыку громко и в наушниках, что позволяло ему делать вид, будто он ничего не слышит. Поэтому достучаться до него не получилось. Евнух Ямазаки имел свой ключ от комнаты Бансая, и от этого шейху становилось очень обидно.
Сакамото была весёлой и безотказной: всегда встречал с игривой улыбкой, много пошло шутил и многозначительно приподнимал бровь. А потом Уцуро находил себя в своих покоях с очередной сумкой на пять килограмм золота в руках, которую купил за семь киограмм золота, и с чувством глубокой неудовлетворённости своей жизнью. А где-то далеко звонко и пьяно смеялись Сакамото с дежурным евнухом Кондо.
Но этих неудач было недостаточно, чтобы сломить его дух, ведь жёны ещё не закончились.
Перебрав в уме оставшиеся варианты, Уцуро побледнел.
Камуи была вынослива, прожорлива и неуправляема. Сказочная принцесса, появившаяся неизвестно откуда, шла в комплекте с евнухом-бухгалтером, который даже не скрывал, что не евнух, и брачным контрактом, согласно которому шейх не имел права и пальцем притронуться к нему.
Что происходило в покоях Нобунобу и евнуха Сого, боялся представить даже Уцуро. Да и самого Сого шейх побаивался. А после того, как леденящие душу крики боли сменились стонами, Уцуро начал побаиваться ещё и Нобунобу.
Оставалась только жемчужина, легенда гарема - Хасегава-сан. Многие жёны не верили в её существование и считали призраком, и только шейх знал насколько этот ужас материален. Опомнившись, Уцуро попытался забаррикадироваться осликом. В эту же секунду раздался стук в дверь. Всё-таки пятница - день посещения гарема. И если шейх не идёт к жене, то жена идёт к шейху.
Рисовалка
@темы: Поэзия, Хиджиката, дежурка опять упоролась, Котики фалломорфируют в космос, Нам лень встать с дивана, хиджигин и гинцу, швабрагин